III. Русский гражданский переплет XVIII века

III. РУССКИЙ ГРАЖДАНСКИЙ ПЕРЕПЛЕТ XVIII ВЕКА

Состояние переплетного дела к началу XVIII века

Из изложенного выше явствует, что к началу XVII века окончательно установилась форма массового переплета обиходных церковных книг, сохранившего свои конструктивные и орнаментальные особенности вплоть до Октябрьской революции.

В орнаментации и деталях окладных переплетов конца XVII века все больше и больше сказывается влияние украинского барокко с его вычурностью и пышностью. Наряду с этим во второй половине XVII века появился особый вид подносного индивидуального переплета, основанного на характере материала для крышек, на тиснении золотом и обработке обреза золотом или красками.

С этой точки зрения для нас представляют большой интерес опубликованные Рукописным отделом Библиотеки Академии Наук СССР «Реестры книг Собрания Петра I».^[2] В некоторых реестрах указан характер и расцветка материалов для покрытия крышек.

Для крышек переплета не толстых книг в конце XVII — начале XVIII вв. начинает применяться картон.

Переплет русской гражданской книги первой четверти XVIII века с одной стороны использовал традиции церковной книги, а с другой начал развивать стиль переплетов подносных книг, основанных на цветной коже с тиснением. К первой группе относились гражданские книги, набранные кирилловским шрифтом и отпечатанные Печатным двором.

Петр I с исключительным вниманием относившийся ко всему, что касалось книги, не обошел и переплетное дело.

М.Н. Мурзанова,^[1] ссылаясь па «Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом» (т. I, стр. 269) сообщает, что «... в 1683 и 1684 гг. Петр заинтересовался печатным и переплетным делом... из Печатного приказа были отпущены к переплетному делу «стан со всякими снастями», а также бумага, веревка и пр.». Этот интерес сказался и в дальнейшем.

В письме к Мусину-Пушкину^[2] от 4 января 1709 г. Петр пишет: «Господин Мусин-Пушкин! Письмо ваше купно с книжками римплеровыми^[3] и борздорфовыми^[4] дошли, также и азбуки: но печать во оных книгах зело пред прежней худа, нечиста и толста...; також и переплет... нынешней присылки переплет очень дурен, а паче всего дурен от того, что в корене [корешке. — С.К.] гораздо узко вяжет, отчего книги таращатся, и надлежит гораздо слабко и просторно в корене делать; ... В римплеровой чертежи впред переплетать к задней доске [после всего текста.— С.К.] все также как и у борздорфовой. Также несколько книг обеих сих вели напечатать и переплесть столь велики, каковы велики фигуры, чтоб не згибая оныя, были в книге».

Несколько раньше (9 июня 1708 г.) гр. Мусин-Пушкин писал Петру:^[5] «По твоему государеву указу... послал тебе... образцовую книжку, которая прислана для переплетного образца. А переплетчик, который из Дерпта привезен, сказал, что так добре переплести не может, понеже на Москве кожи такой не сыщет».

142
 143 Эти два небольшие отрывка очень важны для нас, во-первых, как показатели того исключительного значения, которое придавал Петр I не только внутреннему содержанию, но и внешнему облику книги, а, во-вторых, как показатель новых веяний в переплетном искусстве и желания Петра I новой гражданской книге дать и новое гражданское же одеяние.

До самого последнего времени не удавалось найти в крупнейших хранилищах Москвы и Ленинграда такого переплета, который мог бы быть с полной достоверностью определен, как переплет эпохи Петра I. Лишь в 1954 г., работая над рукописными книгами собрания Ундольского, научный сотрудник отдела рукописей Государственной библиотеки имени В.И. Ленина Т.Б. Ухова обратила внимание на исключительно интересный переплет, обнаруженный ею на рукописи Софрония Лихуда «Слово похвалительное на... венчание императрицы Екатерины Алексеевны...» 1724 года.^[1]

Небольшой манускрипт и лист заключен в переплет желтой кожи с прыском. Обе крышки покрыты золотым тиснением сложного рисунка. Тиснение выполнено отдельными небольшими штампами в основном цветочного орнамента, соединенными в красивые сочетания и расположенными между прямыми линиями, членящими живописное поле. По краям верхней крышки, обрамляя пространство, занятое орнаментом, идет полный заголовок рукописи. На задней крышке по нижней части рамки читаем: «Переплетена 1724» (рис. 26, 27).

Этот драгоценнейший памятник переплетного искусства Петровской эпохи, лишь вскользь отмеченный Т. Уховой в ее обзоре собрания рукописей Б. Ундольского^[2], дает в руки ключ, который открывает перед нами с полной ясностью основные направления переплетного искусства в первой четверти XVIII века.

Второй, дошедший до нас памятник этого же времени, хранится в Библиотеке Академии Наук СССР и был воспроизведен в цитированной выше статье М.П. Мурзановой (стр. 120-121, рис. 57). Это панегирическая рукопись того же Сафроиия Лихуда «Triumf», поднесенная им Петру I в 1721 г. Составные элементы золото-тисненных композиций аналогичны, как и принцип разбивки живописного поля (рис. 28).

Этот принцип широко использовался западными мастерами XVII в. для переплета книг библиофилов-аристократов.

Сопоставляя указанные два датированных переплета с переплетами книг, вышедших в 1701-1725 гг., можно легко установить те из них, которые современны времени выхода.

143
 144

Рис. 26. Верхняя крышка переплёта рукописи «Слово похвалительное» — 1724 г.

144
 145

Рис. 27. Нижняя крышка переплёта рукописи «Слово похвалительное» — 1724 г.

145
 146

Рис. 28. Верхняя крышка переплёта рукописи 1721 г.

146
 147 В переплетах «массового» характера тиснение на крышках ограничивается лишь линейным тиснением, обрамляющим центр в виде прямоугольника. На углах этой рамки помещены штампы цветочного орнамента. Центральный прямоугольник, как правило, ничем не заполняется и выделяется «прыском» (рис. 29).

Элементы тиснения — отдельные штампы — отчасти заимствуются из ассортимента штампов Печатного двора, отчасти создаются заново. К числу последних относятся штампы для сложных композиций à l'éventail (веерообразные), схематизированные раковины, цветок и т.п.

Интересный образец переплета работы шведского мастера Дитриха Фолькера (Dietrich Volcker) воспроизводит Стен Линдберг.^[1] Этот переплет близок по планировке к изображенному на рис. 29 и использует для орнаментации внешнего и внутреннего прямоугольника аналогичные штампы, которые называются им «колыбельными» (vaggmedsstämpeln), так как своей формой напоминают колыбель-качалку.

Начиная с конца XVII в., находит применение картон, прочно вошедший в переплетное дело к началу 1720-х гг. Корешок членится бинтами, между которыми ставятся цветочного орнамента штампы по одному на каждое деление. В одном из верхних членений тискается краткое заглавие.

В переплетах Петровского времени чаще применяется телячья кожа. Редко встречаются сафьяны и материи. Последние идут почти исключительно на оболочку окладных переплетов церковных книг и как фон под накладные украшения.

Основные особенности русского переплета XVIII века

Внимательно изучая русский художественный переплет XVIII в., с первых же шагов обращаешь внимание на исключительную простоту отделки крышек: одноцветная кожа, узкий тисненый золотом орнаментальный бордюр и иногда небольшой литерный или гербовый супер-экслибрис.

Большое внимание уделено корешку. Корешок членится бинтами на несколько частей (от четырех до десяти); членения заполняются или одним крупным ромбовидным штампом (в начале века), или пятью мелкими (четыре уголка и средник, как правило — цветок). Первое или второе членение сверху отводится титулу книги, вначале сокращенное название, в дальнейшем вводится и автор книги. Довольно часто для титула используется наклейка из кожи другого цвета.

Кожа до середины 1720-х гг. употреблялась почти исключительно телячья, опоек грубоватой выделки, очень редко в это

147
 148

Рис. 29. Верхняя крышка переплёта печатной книги. «Побеждающая крепость».

148
 149время использовался пергамент, как правило, гладкий без всякого тиснения и лишь в единичных случаях — черный крупнозернистый сафьян (шагрень).

Издательские переплеты — цельнокожаные, не имеют никакого тиснения, кроме как на корешке. Крышки же иногда подвергаются окраске, чтобы несколько разнообразить поверхность.

Очень интересный образец сложного золотого тиснения на обеих крышках обнаружили мы среди книг Елизаветинского времени, хранящихся в группе кирилловской печати отдела редких книг Государственной библиотеки СССР им. В.И. Ленина. Это «Библия» московской печати 1756 г. в большой лист. Обе крышки обтянуты красным сафьяном. Композиция украшения обеих крышек различна.

В центральном прямоугольнике по углам изображения четырех апостолов; в центре, в растительном орнаменте овала, под императорской короной — воскресение Христа. Пространства между овалом и центральной рамкой, а также между последующими линейными давлениями заполнены штампами разнообразного характера. Обращает внимание обилие изображений ангелов — ангелов трубящих, ангелов, держащих чашу, херувимов и т.п. Вместе с тем необходимо отметить значительное число эмблем царской власти. Помимо короны, на углах рамки помещены двуглавые орлы (рис. 30, нижняя крышка).

Если бы сюжетные штампы (ангелы, орлы и т.п.) были бы размещены с большим тактом, и не в таком количестве, то переплет, несомненно, сильно выиграл бы в художественном отношении. Особую прелесть придают цветы тюльпана крупного формата.

В 1770-х гг. для дворцовой библиотеки был использован другой прием, который встречается на книгах большого и малого формата. Основа покрытия крышек и корешка — красный сафьян. На верхней и нижней крышках вырезаны большие прямоугольники кожи с таким расчетом, что по всем сторонам остается сафьяновый бордюр шириной в 1-2 см (в зависимости от формата книги.) В оставшийся свободный прямоугольник врезается мраморная бумага ручной выделки. Корешок в данном случае членится не бинтами, а простым золотым линейным тиснением. Этот своеобразный прием дает свой эффект, являясь в то же время значительно более экономичным, чем цельно-кожаные переплеты.

Наконец, мы должны остановиться еще на одном виде переплета, характерного для петербургских дворцовых библиотек, для библиотеки Академии наук и для библиотек высшей аристократии.

Книга вне зависимости от формата покрывалась красным сафьяном. На обеих крышках с небольшим отступом от краев золотом теснился прямоугольник с комбинированным из нескольких басм средником или с одной фигурной басмой по углам. Стороны прямоугольника образовывали или вытянутые в линию бордюрные

149
 150

Рис. 30. Золототисненный переплет начала второй половины XVIII в. на Библии, изданной в Москве в 1756 г.

150
 151басмы, или нанесенная накаткой простого рисунка орнаментальная линия.

Как правило, середина прямоугольника пустая. Изредка в центре была вытиснена розетка или цветок. На переплетах Академии Наук во времена Елизаветы Петровны на верхней крышке был вытиснен ее вензель, а на нижней — государственный герб. Позднее на обеих крышках помещался государственный герб. Владельцы частных библиотек иногда помещали в центре свой суперэкслибрис гербовой или литерный, корешок членился бинтами и в членениях помещались цветочного орнамента басмы (одна).

Переплеты помещичьих библиотек ограничивались тиснением на корешках, расчлененных бинтами и изредка супер-экслибрисом на обеих крышках.

К концу XVIII в. мы наблюдаем значительное усложнение украшения крышек переплета. Усложняется орнаментальное декорирование.

Отличие русского индивидуального переплета от западноевропейского

Сказанное выше наглядно показывает ту громадную принципиальную разницу, которая и на данном этапе истории переплетного дела резко вырисовывается, когда мы сопоставляем пути развития русского и западного переплета.

В то время как на Западе появилось значительное число «библиофилов» или вернее «библиоманов», для которых наиболее цепным в книге является не содержание, а внешность; русскому читателю нужна была книга как источник знания. Кадры западных «библиофилов от внешности» черпались в среде придворной знати, разбрасывающей пригоршни золота на удовлетворение своих прихотей.

«Любовь» к богатому переплету, стремление обзавестись собранием роскошно одетых книг стало модой и признаком хорошего тона.

Полуграмотная фаворитка Людовика XV мадам Дю-Барри собрала значительную библиотеку, над одеянием книг которой изощрялись лучшие переплетчики-художники Франции Николаи Эв (Éму Nicolas), Дером (Dêrome le jeune, Nicolas Denis), Лемонье (Le Monnier le jeune, Charles Henri), Паделу (Padeloup le jeune, Antoine Michel) и др., превосходя себя в ювелирной работе отделки крышек переплета.

Для Англии характерен знаменитый Самюэль Мирн (Mearn Samuel), создавший ряд шедевров переплетного искусства (рис. 31).

Однако было бы ошибочным думать, что такое исключительное внимание было отдано книгам крупнейших ученых, писателей и мыслителей своего времени. В богатые переплеты облекались 151
 152¦ или небольшие книжки придворных стихоплетов или (и их было большинство) молитвенники, календари, евангелия и т.п.

Богатые переплеты были нужны так же как безделушки на туалете придворной красавицы. Ими блистали в церкви, они лежали на столах аристократических салонов.

Вот это салонное использование переплета и привело западных переплетчиков-художников к необходимости сосредоточить всю свою выдумку, все свое искусство на отделке крышек. Сложные, причудливые орнаменты, составленные из сотен отдельных мелких басм и оттиснутые на коже разных сортов, поглощали не одну неделю кропотливого труда переплетчиков-позолотчиков, работавших по рисункам мастера.

Несмотря на невольное восхищение тонкостью художественной работы, вас никогда не покидает мысль, а причем же тут книга? Книга как создание гениального ума, совершенно терялась. Все внимание посвящено внешности вне зависимости от содержания, без желания подчеркнуть индивидуальные особенности данного автора, данного произведения. Переплет превращался в изящную бомбоньерку, футляр, шкатулку и не имел никакого отношения к книге.

Такое увлечение внешним убранством книги вне зависимости от ее содержания вызывало ироническое отношение со стороны передовых людей демократического лагеря. Очень выразительна эпиграмма шотландского поэта-крестьянина Роберта Бернса:

The Book-Worms
Through and through th’inspir’d leaves
Ye maggots, make your windings;
But О respect his lordship’s taste
And spare the golden bindings»^[1]

Издательские переплеты полу- и цельно­бумаж­ные, картонные

Растущий интерес к книге в среде служилого дворянства и небольших помещиков был усилен бурной издательской деятельностью крупнейшего пропагандиста книги своего времени Николая Ивановича Новикова.

Стремясь продвинуть книгу в глубь читательской массы, Н.И. Новиков обращал исключительно большое внимание на удешевление книги. Новиков стремился к тому, чтобы читатель за

152
 153

Рис. 31. Верхняя крышка переплёта работы английского мастера Самюэля Мирна.

153
 154сравнительно недорогую плату получил бы книгу уже переплетенную.

Отсюда рождение цельнобумажного переплета, эволюционировавшего в дальнейшем в издательский картонаж.

Первые цельнобумажные переплеты (также как и книжные обложки) были немые, т.е. ни на корешке, ни на верхней крышке не печаталось ни заголовка, ни автора книги.

Интересное усовершенствование издательского переплета мы встретили на экземпляре «Экономического магазина», выпускавшегося Н.И. Новиковым в 1780—1789 гг. Обе крышки и корешок покрыты особой, пропитанной олифой бумагой, что значительно увеличивало прочность переплета. В отличие от обычных цельнобумажных переплетов на корешке книги наклеена этикетка, отпечатанная типографским способом на бумаге другого цвета.

Наряду с цельнобумажными переплетами издатели практиковали полукожаные переплеты с бинтовым членением и орнаментальным тиснением на кожаных корешках. Обе же крышки выклеивались мраморной бумагой ручной выделки.

По мере введения издателями шрифтовой обложки с шрифтовыми же (на более толстых книгах) корешками цельнобумажные переплеты превращаются постепенно в картонаж.

Картонажем называется переплет из картона, на котором типографским способом в точности воспроизводится текст и украшения печатной обложки.

Позднее на такой переплет делался картонный же футляр опять-таки с полным повторением текста и украшений печатной обложки. Особо широко данный прием применялся для альманахов и календарей, получивших большое распространение, начиная с 1780-1790-х гг.

Переплетчики XVIII века

История не сохранила ни одного имени переплетчиков гражданской книги XVIII века. Однако надо думать, что это ремесло было распространено не только в столичных городах, но и в провинциальных. Мало того, собственными переплетчиками обзаводились и отдельные помещики-книголюбы.

Помещики посылали своих крепостных в городские или столичные мастерские обучаться ремеслу, приобретали несложный инструментарий и набор более или менее стандартных шрифтов и украшений.

В качестве примера такой помещичьей переплетной мастерской можно привести мастерскую помещика-издателя и плохого стихотворца Николая Еремеевича Струйского (деда поэта А.И. Полежаева со стороны отца). Н.Е. Струйский организовал в своем имении в селе Рузаевка Инсарского уезда Пензенской губернии типографию, в которой он печатал с большим вкусом малыми 154
 155¦ тиражами свои вирши, а для их переплета устроил небольшую мастерскую, где работали крепостные.

Переплеты были цельнокожаные или полностью покрыты шелком или атласом. По крышкам шло порой богатое орнаментальное тиснение золотом или серебром.

Однако подбор басм был стандартен, и рисунок тиснения не отличался большой изобретательностью и вкусом.